Взаимодействие фольклора и литературы воплощается, как правило, в двух аспектах: эксплицитном, предполагающем открытый характер обращения того или иного автора к освоению фольклорного материала, и имплицитном, подразумевающем скрытое, не совсем явное присутствие фольклорно-этнографических реалий в конкретном художественном тексте (конечно, есть случаи, когда устно-поэтическое произведение обнаруживает признаки влияния продуктов индивидуального авторского творчества, и тогда об имплицитности/эксплицитности необходимо говорить применительно к именно этой рецептивной стратегии). Например, поэтическое воссоздание восточнославянских заговоров и заклинаний может осуществляться посредством простого «пересказа» исходного магического словесного текста, адаптируемого к требованиям рифмы и размера (образцы таких «пересказов» широко представлены, в частности, в стихотворных фольклоризованных стилизациях Константина Бальмонта). С другой стороны, заговорно-заклинательная поэзия продолжает жить в литературных текстах Нового и Новейшего времени во фрагментарном, «осколочном» виде, проявляясь на уровне отдельных речевых формул, отсылок к персонажам и локусам магического мира и т.д. Хрестоматийная сказка Аркадия Гайдара «Горячий камень», предназначенная для детской читательской аудитории, представляет собой образец индивидуального авторского произведения, в котором заговорно-заклинательный подтекст заключается в использовании стандартного заговорного локуса (камень Алатырь) и такой типичной заговорной формулы, как закрепка, акцентирующей нерушимость магического слова. Свойства горячего камня в сказке Гайдара вместе с тем таковы, что с ними можно сопоставить признаки, характерные для культовых литоморфных объектов и зафиксированные в многочисленных описаниях восточнославянских ритуальных практик. Кроме того, центральный образ сказки Гайдара неразрывно связан с той концепцией времени, которая в ней реализована
|
